Командующий прижал Лошку к стене. Ее руки были заведены за спину и скованы наручниками, смятые о стену, они чрезвычайно болели. Растрепанный, вспотевший Командующий, тяжело дыша, сбросил плащ, оставшись в бронированном костюме. Сегодня от него исходил приятный запах парфюма: любопытная пряная горьковатая сладость. Ни на одном из допросов Лошка не замечала за ним такой привычки – пользоваться парфюмированной водой. Наверняка сегодня был особый день в его жизни, раз он вскрыл давно запечатанный флакон из матового стекла и взбрызнул ароматными каплями свою кожу.
Командующий был на полторы головы выше ее ростом, ему пришлось склониться, чтобы водить упругим кончиком носа по Лошкиному плечу и шее.
-А ты куда вкуснее, чем я думал, - охрипшим голосом произнес он, вдыхая полной грудью ее запах, - не дергайся, не вынуждай меня. Будь так добра.
Лошка кивнула, ничего другого ей не оставалось. Вырваться их рук этого сильного мужчины ей не удастся. Чертополох боялась разозлить его, лучше она будет молча терпеть.
Взявшись обеими руками за воротник Лошкиной рубашки, Командующий разорвал ее спереди пополам. Пуговицы посыпались на пол, зазвенев.
-Зачем одевать столько на пленных? – поморщился он, увидев белую майку.
Потянув Лошку за волосы, заставив сморщиться от боли, Командующий запрокинул ее голову и укусил за шею. Не слишком сильно – мертвая женщина его не привлекала. Лишь удовольствия ради – почувствовать теплую, пульсирующую плоть во рту. Командующий блаженно зажмурился, касаясь кончиком языка, с силой прижимаясь им к ее коже. Сполна ощутив вкус, он отстранился.
-Как тебе такая прелюдия? – улыбнулся он, - иные ласки меня не возбуждают, только извращенная жесткость. Я слышу твой запах. И он меняется, – его улыбающиеся глаза, всматривающиеся в ее лицо, оказались неожиданно красивы, - у тебя учащается пульс, дыхание. Кожа с каждой секундой становится все горячее. Ты дрожишь. Знаешь, о чем это говорит? Тебе по душе мои шалости. Да…, - выдохнул он ей на ухо, - боишься себе это признать? Боишься меня? Или же боишься себя? Ты – это то, что тебе нравится. Чтобы ты ни думала, а тело, подсознание, предпочитают свое…. Ты должна признаться, иначе всю жизнь будешь несчастна, не почувствуешь удовлетворения. Признайся!
Командующий встряхнул ее за плечи.
-Нравится? – не отпуская ее волос, он впился в губы Чертополоха, в порыве страсти укусив ее губу до крови.
Лошка плотно закрыла глаза. Болели руки, смятые о стену, прикушенная шея, а теперь и губа.
-Все! Больше не могу, - глухо зарычал Командующий, оторвал ее от стены и бросил на стол. Чертополох прижала голову к груди, но и удар спиной оказался тяжелым.
Прижимая ее одной рукой к поверхности стола, встав между свисающих к полу ног, вторую он запустил под майку. Исследуя на ощупь все, что находилось под ней, Командующий дрожал от избытка страсти, по его лицу стекали капли пота. Добравшись до верха майки, он резко рванул руку на себя, порвав ее. Ткань оставила болезненные, сочащиеся кровью отметены на плечах и пояснице Лошки.
-Мне нравится все, что ты прячешь под одеждой, - простонал он, низко склоняясь над Чертополохом и, взяв мочку ее уха в рот, зашипел, - обхвати меня ногами…
Лошка скосила на него влажные глаза.
-Я не привык просить, - Командующий сжимал ее ухо зубами до тех пор, пока Чертополох не поморщилась, - обними меня, прижмись покрепче, как я сказал.
Лошка обхватила вздрагивающими ногами его бедра, скрестив их на пояснице.
-Сильнее, - прошептал он.
Чертополох плотнее сжала твердую броню, глянцевую с бархатными нежнейшими вставками, покрывающую его тело. Командующий, удовлетворенно хмыкнув, приподнял Лошку, просунув руки между столом и плотно сидящими на округлой попке брюками.
-Еще немного, - тяжело выговорил он, спустившись от ее лица вниз, принявшись покусывать, вылизывать ее тело, оставляя розовые пятна и влажные следы. Пальцами он плотно сжимал ее удерживаемую на весу попку, пульсирующими движениями, медленно и сильно, часто и слабо. Снова и снова, глухо ворча как кот над мышью.
-Видишь, я был прав, - Командующий склонился над ее лицом, губами собирая скатывающиеся по щекам слезы, - но это только начало!
Не замечая этого, он приступил к инстинктивным движениям бедрами, опаляя разгоряченным дыханием Лошкину кожу.
-Наверняка на моем месте ты хотела бы видеть другого мужчину. Продолжай держать глаза закрытыми, если я тебе противен, - его руки все сильнее сжимали ее тело, притягивали его к себе.
Когда его рот добрался до наиболее чувствительного участочка на ее груди, он забылся, протяжно застонав, слишком плотно сжал зубы, заставив молчаливую Лошку закричать, завертеться, округлив огромные опустошенные глаза. Так, что Командующему пришлось обхватить ее, дабы Чертополох не слетела со стола, хотя ногами она стиснула его так, что он не мог и шевельнуться.
Он чутко почувствовал всем нутром ее мощную, глубинную реакцию, на появление которой едва ли смел надеяться. Командующий замурлыкал, разнежено улыбнувшись, потершись о ее грудь щекой.
-Фрр! – рыкнул он, зарывшись носом в ее волосы возле уха, прислушиваясь к тяжелому дыханию, - я избрал верный путь! Чувствуешь? Хочешь новых доказательств? – Командующий, едва касаясь пальцами, погладил молнию ее брюк, - я зацелую тебя. Хочешь, чтобы я поиграл с тобой языком, свел с ума? Дай, наконец, полностью ощутить тебя…
Командующий оторвал пуговицу с ее брюк, вложив под них пальцы.
Дверь с треском упала на пол, вместе с ней в комнате оказался Александр. Командующий обернулся на него, оторвавшись от своей добычи, ноги которой соскользнули с его бедер к полу.
-Пошел вон! – крикнул он, - пошел вон, 7с! Что ты делаешь?
Командующий прижимал Лошку к столу обеими руками.
-Называй меня Александр Николаевич, мудак! – разъяренный Шура поднялся на ноги, - отойди от нее!
-Вон! – рявкнул Командующий, - сейчас же вышел! Я разорву тебя на куски, если ты не выйдешь! Где твоя культура? – его лицо изуродовала бесноватая злость.
Обхватив Чертополоха одной рукой, подняв ее и прижав к себе, второй он указал на дверь.
-Не дразни меня, дрянь! Вон!
-Только что хотел то же самое сказать тебе, - ступил ему навстречу Александр.
-Путь ты и хороший служащий, но мне никого не жаль. Я раздавлю тебя как блоху. Поэтому я и не боюсь потерять свое место. Служащие – тряпка, которой я стираю пыль для Единого Лидера.
-Убери от нее руки, - прорычал Александр.
Чертополох попыталась вырваться, дернулась, но от этого хватка Командующего стала еще сильнее. Глядя на Шуру, он прикусил ее плечо, блаженно жмурясь, мурлыкая и потершись щетиной на щеке об ее кожу.
-Я ее никогда не отпущу.
-Ты хочешь ею прикрываться? – прищурился Шура.
-Какие низкие мысли, 7с! Уж этого я хочу меньше всего. Но что ты вообще понимаешь? Тебе никогда не познать те чувства, что испытываю я! – Командующий уложил Лошку на стол, успев лизнуть ее щеку.
Чертополох мгновенно соскользнула на пол.
Ни о чем больше не думая, Шура бросился на Командующего. Тот встретил удар стойко, сделав лишь пару шагов назад. Двое мужчин, вмиг возненавидевшие друг друга, сцепились в яростной схватке. Александр – ради защиты Чертополоха от мужчины, которого когда-то уважал. Командующий – из-за чего-то, затронувшего его до порозовевших щек, нервный от неисполнившихся желаний и наглого поведения подчиненного. Шансы у них были равны – оба в броне, в перчатках с обнаженными головами и шеями. Они катались по полу, свирепые, рычащие: крепкий Александр и стройный Командующий, прячущие в себе необычайную силу.
Скатившись со стола, Чертополох упала на спину и перевернулась на колени. Ее руки были все еще скованы наручниками.
Александр нуждался в ее помощи. На полу, рядом с выбитой дверью лежал пистолет, он выпал из кобуры Шуры когда тот прокладывал себе дорогу. Она добралась до пистолета и кое-как взяла его в руки. Лошка навела пистолет на копошащийся живой комок, представлявший собой Александра и Командующего. Озлобленный комок, рвущий друг друга на части, но не достигший существенных результатов.
В того, на ком броня, стрелять бессмысленно, но своим выстрелом она сможет на секунду отвлечь его, сбить с толку. Как она будет стрелять, неудобно держа пистолет, оборачиваясь, чтобы прицелиться? А сможет ли она выстрелить вообще? Во врага? Во врага! Тогда почему она не нажимает на курок? Почему ее руки сводит крупная дрожь?
Однако Чертополох выстрелила, при этом совершенно глупо зажмурившись. Выстрелила в спину Командующего.
Дернувшись, приняв пулю, углубившуюся в броню, он обернулся на Чертополоха, округлив удивленные глаза.
-Зачем? Не делай этого!
Поймав его взгляд, Лошка опустила пистолет. На его голове нет брони. Нет брони, но нет и сил стрелять. Она может стрелять во врагов, но не может стрелять в него!
Оба метили друг другу в лицо, но во время отражали удары и серьезных повреждений ни у кого из них не было. Схватив Командующего за грудки, Александр попытался швырнуть высокого противника через стол. Потянув Шуру за собой, ухватившись за его плечо, Командующий не смог перелететь через стол, врезавшись в него, перевернув ножками вверх. Почувствовав резкое изменение в хватке Командующего, Александр не удержался на ногах и повалился на пол вместе с ним. Странно, но тот не вскочил, не вцепился тут же в Шуру, а неподвижно замер в том же положении, как и упал.
-Он умер? – Лошка сделала шаг к ним.
Александр опасливо толкнул его ногой в бок – никакой реакции, тот лишь пассивно дернулся. Шура склонился над ним, прижал руку к шее, где у всех живых чувствуется пульс.
-Мертв, - произнес Александр.
Пульса у Командующего не было. Жизни в его теле – тоже. В теле, что казалось таким знакомым. Фигура Креветки – все изысканно и в меру; цвет глаз Медведя – хрустальные голубые кристаллы; губы Александра – гладкие, упругие. И темные волосы, что покрывал сгусток крови – рана, поставленная углом железного стола. Несомненно, он был красив, не слащав, не груб, просто красив. Именно был, потому что теперь от него осталось лишь тело, все еще горячее, но не замедлящее застыть.
-Он разбил голову? – прошептала Чертополох, - да?
-Да, - Александр оставил Командующего, подойдя к Лошке, - как ты?
Шура заметил следы укусов на ее теле и кровоточащие полосы от сорванной майки.
-Нормально, - попыталась улыбнуться она, но вместо улыбки на ее лице появились слезы.
-Успокойся, он мертв, – Александр набрал комбинацию на наручниках и они упали на пол, затем укутал ее своим плащом.
-Я знаю, - потирая ушибленные места, она отвернулась к двери.
Шура обнял ее за плечи и вывел в коридор. В дверном проеме она незаметно обернулась, взглянув в последний раз на высокую статную фигуру, растянувшуюся на полу. Гладкая броня поблескивала в свете лампы, бархатные элементы все еще согревались теплом его тела.

Летние канукулы кончились. Я вернулся в Москву. Меня уже ждали мои одноклассники. В первый же день моего приезда мы здорово напились. Было очень приятно, что еще есть кому можно выговориться, что есть люди, которые меня поддержат. Они выслушали меня, помогли мне хоть как-то забыться. Я начал успокаиваться и жить дальше.
Кончился десятый класс. Я не поехал на дачу. Были курсы, подготовка к институту и так далее. Да и просто на даче никого не было. Наверное только Саша была…Не хотелось как-то видеться с ней. Или наоборот очень хотелось, сам не знаю, однако ехать я не отважился. В городе летом было просто ужасно. Жара. Гарь, пыль кругом. Дышать было просто не возможно. Но и лето прошло, ничего особенного в нем не было, кроме того, что я навестил отца в Волгограде. Отдохнули, честно говоря, неплохо! Рыба свежая каждый день, арбузы, купались до ночи в речке Ахтуба, в ста километрах от Волгограда. Особенно хорошо было купаться ночью, когда не было ветра, когда вода напоминала теплое молоко. Эх, подумал я, все там замечательно, только жарко очень. Нет, это не по мне. Мне леса нужны, леса, реки и поля, в общем, средняя полоса России. Хотя Германия уже тогда была для меня даже чем-то большим, чем рай. И уже тогда меня посещали мечты об этой удивительной европейской стране, которая много раз встряхивала весь мир, которая долгое время являлась и является лидирующей в области градоустройства, вооружения, путей сообщения и культуры, пивоварения и животноводства. Немецкий народ смог сохранить как и свою многовековую историю, так и создать совершенно новый средний класс. Особенно меня привлекала их аккуратность, твердый немецкий язык, тяжелый немецкий рок и вкусное пиво.
Вернулся я в Москву. Одиннадцатый класс. Вот это жизнь пошла! Вино лилось рекой. Там было все: и пиво, и шампанское, и портвейн, и водка, и коньяк, и абсент. Пили всё и все. Гуляли круглыми сутками. Играли в школе на гитарах, я пел и орал во всю глотку, прям как Тиль. Особенно хорошо получалась песенка Аше цу Аше. Не было и дня, чтобы мы не пришли в школу не выпив…Учителя уже боялись нас, ведь мы позволяли себе не только разговаривать на уроках, но даже и открыто послать их куда подальше. Наступала настоящая анархия. Ну что сделаешь! Молодая кровь, переходный возраст, но весело же все-таки было. Подходила пора экзаменов. Я уже купил себе бутылку моего любимого зеленого абсента в семьдесят градусов крепости для выпускного. Экзамены сдали вроде не плохо. Последний звонок. Катер. Да чепуха, а вот выпускной…Все поперлись в Кремль на эту попсу, я и мой лучший друг, Миха, остались дома. Мы просто уже заранее договорились, что соберемся после концерта и пойдем гулять по Москве.
Два часа ночи. Я оделся, все дома спали. Вышел на улицу – никого нет. Я закурил и пошел вдоль дороги. Лаковые черные туфли били по асфальту с особой ожесточенностью. Черный плащ развивался на прохладном июньском ветру. Слегка моросил дождь приглаживая мои, покрашенные в черный цвет волосы. Они тонкими линиями падали на глаза. В наушниках, кажется, играло что-то из Rammstein или Oomph! Уже и не помню. Мое кольцо с черепом на среднем пальце правой руки блестело на редком свете тусклых фонарей. Я смотрел на прекрасную, гордую, полную луну. Она была так огромна и близка, что казалось, я мог дотянуться до неё руками. На улице стояла моя любимая погода: дождь, ветер и прохлада, но холода я не чувствовал. Наверное, это было впредверьи веселой ночи. Я шёл к дому моего друга. Идти туда минут 20, но я умудрился купить пива и поэтому чуть-чуть задержался, хотя в руке нес абсент. “И на кой черт я это сделал?!” - подумал я тогда. Дошел к Михе, и мы поехали в центр. Поймали машину, водитель попался какой-то безбашенный, - минут за двадцать мы уже доехали до Китай-города. Встретились с остальными, и началось…Ресторан, бильярд, кстати, моя любимая игра, потом гуляли. Гуляли долго и с упоением.
Вернулся я вечером через сутки. Конечно, родители были не в восторге, но мне уже было можно. Все! Я уже взрослый, школа кончилась, осталось только поступить в институт. А выбрал я себе вуз не простой – МГЛУ – Московский Государственный Лингвистический Университет. Поступил блестяще! Даже не знаю, как сдал экзамены. А вот друзья мои не очень. Кто в плохие институты, кто в армию. Еле друга, Миху, спас от армии. Дали взятку. Не хотел я, чтобы из него там все мозги выбили, душевный парень. Ну институтская жизнь, конечно, оказалась трудна, но это вам не школа вместе с курсами и ежедневными репетиторами. Здесь я хоть стал высыпаться. Пить, как ни странно, стали все меньше. Видимо уже надоело. Мама разрешила курить, у меня появилась своя квартира. Началась взрослая жизнь…
Город неумолимо бесил меня своей угасшей от выхлопных труб природой. Очень хотелось послушать любимой немецкой речи. Я уже к тому времени довольно не плохо знал этот язык. На мой взгляд, он был создан, как-будто для меня. Его грубость, мужская прямолинейность, четкость и аккуратность, яркость выражений нравились мне до безумия. Все было решено. Я должен поехать летом в Германию…
Учеба подходила к концу, наступало очередное лето. Собрались ехать в Германию, но перед этим решил я съездить на дачу. Не знаю зачем, по зову сердца что ли…Погода снова меня радовала, легкий ветерок, облака, солнце не слишком палило. Как всегда на даче никого не было, из моих друзей, я имею ввиду, с нашей дачи. Про Сашу я ничего не знал. Стало интересно, здесь ли она вообще, как у неё дела. Набрался смелости и капельку наглости и пошел к ней. По пыльной дачной дороге, мне казалось, я шел часа два, хотя дорого заняла на самом деле лишь пятнадцать минут. Я подошел к до боли знакомому зеленому деревянному забору. Из его досок торчали гвозди. Вспомнилось, как, когда я ночью пришел к ней, я проткнул себе на этих гвоздях руки, не знаю зачем, видимо любовь. Я сел на травку, достал сигарету и закурил. Стояла какая-то странная тишина, хотя было около двенадцати часов дня. Тут я увидел бабушку и спросил у неё про Сашу, она сказала, что та пошла погулять. Ну вот, подумал я, опять не застал. Ладно, пойду бродить один, жалко пива нет, прозвучало в моей голове. Я решил отправиться на моё старое, любимое поле. По дороге я вспоминал прошлое время, когда я ходил, грустил, сидел под одиноким дубом и плакал так же, как и это дерево плакало со своих могучих листьев слезами дождя. Я не замечал ничего под впереди, смотрел под ноги, задумавшись о своей любви. Да. Это была любовь. Настоящая любовь. Разлука с Сашей почти на два года доказала это. Я не мог жить в Москве. Поэтому и пил. Несколько раз приходила мысль покончить жизнь самоубийством. Меня опять спасли друзья. Я знал, что хоть им то я нужен. Мне так хотелось увидеть её, прикоснуться к её руке, губам, посмотреть в её глаза, услышать её голос, но я не мог этого сделать, так как она не любила меня, и не очень то была рада нашей дружбе, поэтому я стер её номер в телефоне. Пытался забыть её. Два года. И видимо это получилось. Это было самое страшное в моей жизни, что могло со мной произойти. Я всю жизнь следовал философии, что жизнь надо прожить сгорев, как падающая звезда. Что надо бороться и жить ярко, и что жизнь без любви хуже смерти. И вдруг я понял, что потерял любовь. Сердце стало холодным. А в голове, в голове творилось что-то неописуемое. Началась жуткая депрессия. Я хотел жить, а получалось лишь жалкое существование…Тогда я познакомился по ICQ с одной очень интересной девушкой из Перми. Может быть вам покажется это все глупостью, ведь я из Москвы, а она с Урала, но это была одна из двух моих лучших друзей, которая понимала меня, понимала во всем. Она…Она также любила апельсиновый сок, любила яркий закат, любила природу и Германию, любила откровенность и честность. Не знаю, что меня к этому привело, но мы решили вместе отправиться этим летом в Германию, я должен был прилететь с Михой к ней в Пермь, чтобы родители отпустили её и её подругу, и лететь в Берлин… А пока, пока я шел по дачному полю и вспоминал всё это.
Я не заметил, как дошел практически до самого холмика, на котором стоял могучий дуб, склонивший свои ветви на многие метры вперед на поле. И тут, когда я поднял голову, я увидел Сашу. Она сидела одна и плакала. Её прекрасные черные волосы всё также чертовски привлекательно лежали на щеке, но, но она вся дрожала и плакала! “Боже! Что с ней?” - подумал я. Она увидела меня, и бросилась мне на шею. Ох! Как давно я мечтал об этих объятиях…Но теперь, теперь я уже не чувствовал былой страсти, былой любви. Я поцеловал её голову и почуял запах её волос, “Почему?! Почему я больше не люблю?!” Проклинал я себя. Я больше не мог терпеть этой горечи в сердце. Я слегка оттолкнул её и всмотрелся прямо её в глаза. “Что случилось?” – Спросил я. И тут она рассказала мне всё. Это было не выносимо слушать. В Москве у неё около года был парень, армянин. Она влюбилась в него, что называется по уши. А он, тварь! Он просил её дать ему как бы в долг все её деньги, затем драгоценности, просто использовал её. Я не мог спокойно дышать. Нервная злоба сковывала моё горло. Я пообещал, что что-нибудь придумаю. Он бросил её, но у неё ещё остался его адрес. Отлично, подумал я, в городе есть люди, готовые набить рожи всяким гадам. На следующее утро я уже был в Москве. Было не трудно собрать моих друзей, получилось семь человек – все, кто был готов к настоящей драке. Выпили для храбрости и поехали. Жил этот Леша на станции Свиблово, там же, где и Саша. Мы долго бродили по району, но потом заметили группу людей, их было три человека, нерусской внешности. Подошли и поинтересовались, они сказали, что это какой-то местный авторитет, что он торгует анашой, но ведь мы то русские, на все равно, хоть царь египетский! Зашли в один кабак пивка выпить, расслабиться, хотя какой там к черту расслабиться! Я готов был убить эту тварь! И вдруг в заведение зашли человек 10-12 кавказцев, как выяснилось позже, армян. Мы так вежливо спросили не знают ли они Лешу, он и оказался среди них главным. Я вежливо попросил их прогуляться с нами русским матом. Мы отошли в парк. Его ребята поинтересовались, а в чем собственно то причина, и на моё удивление, после услышанного ответа, вытолкнули его вперед, чтобы мы разобрались вдвоем. Он нанес первый удар. Я почувствовал слабую боль где-то на губе и солоноватый привкус крови. После трех минут избиения этого армянина меня еле оттащили от него, и, слава Богу, я бы его убил. Его друзья вернули все до копейки, а Леша этот уехал из города. Саша тоже приехала в Москву и я отдал ей все. Она была счастлива, как ребенок… Предложила мне встречаться… Как же я стал себя ненавидеть, ведь было видно, что она практически любит меня. Мне было снова больно, но уже не из-за себя. Мне было нестерпимо жалко Сашу. Но я, я ничего не мог поделать с собой. Я уже был не тот. Больше меня не интересовала эта разгульная московская жизнь или первая дачная любовь. Я хотел петь. Я очень хотел съездить в Германию, а при удачном стечении обстоятельств, и остаться там жить после института. Теперь всё было в моих руках. Я шёл к своей мечте! И ни что не могло остановить меня на этом пути.

Сегодня ночью я не спал. Не мог заснуть, да и как можно спать, когда перед глазами её лицо? Я нашёл её фотографию и долго долго глядел на неё. Боже, как же она красива! Её глаза, такие жег глубокие, как ночь, её черные волосы, губы, её улыбка. Как бы снова я хотел услышать её звонкий смех, теплый и нежный голос, как бы хотел поцеловать её…
С тех пор я встречал столько действительно красивых и, что странно, умных девушек, что уже давно можно было бы найти себе пару, и если не влюбиться, то хотя бы начать встречаться с кем-нибудь. Но я не смог: как только я думал об этом, сразу же вспоминал то лето, ту дачу, где встретил Сашу.
Сегодня я вспомнил тот первый и единственный поцелуй, который она почему-то подарила мне год назад. Это случилось через несколько дней после того, как я признался ей в любви. Она уже встречалась с одним парнем, причем моим другом, но однажды вечером мы остались наедине. Я провожал её до дома, когда она вдруг сказала мне: «Давай просто будем друзьями…» Ненавижу эти слова…А на следующий день, когда днем мы все встретились, чтобы пойти гулять и стояли около моего участка, она подошла ко мне и на глазах у всех поцеловала меня. Я никогда не забуду сладкий вкус её губ. В эти секунды я был самым счастливым человеком на земле, но уже через мгновение прочитал в её глазах, что это был прощальный поцелуй. Теперь мы были друзьями, но если между нами ничего не было, если она ничего не чувствовала, то почему она поцеловала меня? Почему её глаза были наполнены грустью и печалью, как-будто она не может быть со мной?
Жизнь сложная штука. Любовь – это счастье, так рассуждал я. Наверное, так, ведь я чувствую, а значит живу. Но так тяжело жить с этим чувством. Почему я не могу забыть её, почему думаю только лишь о ней и вижу её каждый день, почему мне снятся те дачные дни? Почему тишина окутала меня своим черным покрывалом, и дождь медленно поет грустную песню? Why???.........................